|
|||||
Land Edwin H. (ищите в Google). Хорошо известен тому, кто по роду своей деятельности работает с понятием цвет и интересовался, как мы видим свет и цвет. Если уважаемый читатель никогда не слышал имени самого цитируемого человека в психофизиологии восприятия цвета, вполне вероятно, вы находитесь в плену догматичных воззрений на то, как человек видит цвет.
Свою широкую известность он получил благодаря изумительным по красоте опытам. Демонстрация опыта в его постановке оставляли сильнейшее впечатление. Он сумел простейшим опытом явить сюрприз для многих. А ведь то, что он демонстрировал, знали задолго до него.
Собственно, вот сам эксперимент. Темная комната, свободная стена, фотометр и фильмоскопы. На стену вешается экран с мозаикой из различных полосок цветной бумаги (а-ля Мондриан, поэтому в англоязычных статьях по психофизиологии цвета слово мондрианы употребляется даже без кавычек). Эта картинка в свое время обошла весь мир, появлялась в очень многих научных журналах — рис. 1.
рис.1 Два стенда, так называемые мондрианы, освещаются тремя прожекторами: красным, синим, зеленым. Рядом — дистанционный фотометр. |
Поначалу я не мог найти оригинальную, и потому в следующих рисунках подставлял свою, похожую :))
рис.2 Мой мондриан :). |
Особенностью трех используемых проекторов (фильмоскопов) является возможность регулирования мощности света и наличие на каждом из них одного светофильтра: синего, красного, зеленого. Установив заранее все три проектора примерно на среднюю мощность, в затемненной комнате включаются все три и освещают мозаику. Присутствующие видят примерно то же, что и до того, как выключили свет. Теперь оставляем один и выключаем два проектора. Дистанционным фотометром замеряем интенсивность отраженного света, приходящего, например, как в опыте у самого Лэнда, от зеленого лоскутка. Всё это повторяем с оставшимися двумя проекторами. Мы получаем три числа — для трех проекторов, которые описывают (в рамках модели трех проекторов) цвет света, отраженного от зеленого участка.
рис.3 Слева—так выглядит комната перед экспериментом: все три прожектора выключены, используется рассеянный белый свет от обычной лампы накаливания; зрители запоминают ощущение. Справа—общий свет выключен, работают только три прожектора, производятся замеры от какого-нибудь участка дистанционным фотометром. |
Выбираем теперь другой участок, который был, например, оранжевый, и начинаем поочередно регулировать мощность каждого проектора, чтобы получить фотометром у оранжевого участка те же три числа, что были у зеленого участка.
Теперь, не включая света, и не включая разом три проектора, задаем вопрос присутствующим: что вы ожидаете увидеть, если теперь включим одновременно три проектора, интенсивности которых подобраны так, чтобы от оранжевого участка приходил такой же состав света, как ранее от зеленого? Большинство людей скажет, что цвета как-то изменятся, и в частности, оранжевый участок будет выглядеть зеленым.
После этого включаем все три проектора, и в зале обязательно слышен "ух-ах", ведь лоскут выглядит по-прежнему оранжевым! Для неверующих тут же проделывается повтор с любыми двумя участками.
Лэнд ставит в комнате два мондриановских натюрморта, в одном из которых белый лоскут имеет такую же тройку чисел, как зеленый лоскут на другом. Освещенные каждый своей тройкой проекторов, лоскуты по-прежнему воспринимаются как белый и зеленый. Драматический эксперимент, показывающий, что воспринимаемый цвет не зависит от спектрального распределения мощности, SPD. То есть от того, что показывают спектрофотометры и колориметры отраженного света.
Дэвид Ингл [Ingle D. The goldfish as a Retinex animal. Science, 227, 651-654 (1985)] демонстрирует тот же эксперимент с подводной мозаикой для золотой рыбки. Обученная рыбка плывет к одному и тому же цвету участка мозаики независимо от спектрального состава света, используемого для освещения мозаики.
Это был один из первых его экспериментов, который, как и у Гёте, начинался с черно-белых вариаций.
Edwin Land получил два черно-белых слайда одной и той же сцены и один цветной. Первый черно-белый был сделан через фильтр, который пропускал только длинноволновую часть спектра (фильтр нижних частот, в терминологии радиофизики), второй через фильтр, пропускавших только коротковолновую часть видимого спектра (фильтр верхних частот). Оба слайда отличались, как вы понимаете, только различной плотностью в соответствующих точках -- и никакого цвета, слайды черно-белые.
Затем слайды проецировались один поверх другого на экран с точным совмещением. При этом для длинноволнового слайда использовался красный луч из длинноволновой части спектра, для коротковолнового слайда использовался луч белого света от лампы накаливания. Согласно теории Ньютона, Максвелла, Гельмгольца, CIE, ICC и т.д. и т.п. изображение на экране должно было состоять из различных оттенков розового. Однако зрители видели яркую и различно окрашенную всеми цветами картину, в большей части как в оригинальной сцене на цветном слайде.
Далее Лэнд продолжил свои эксперименты. Он поставил серию из 22 вариантов с двумя проекторами. Они показали, что совершенно неожидаемые и "неклассические" цвета на экране обладали чрезвычайной повторяемостью. Это нельзя было объяснить временными адаптационными изменениями зрительной системы. Эксперименты также показали, что цвета двухпроекторной системы воспроизведения устойчивы к изменениям рассеянного окружающего света и к изменениям интенсивности лучей проекторов; к углу между проекторами; к используемым фильтрам длинноволновой и коротковолновой части спектра.
Наконец, Лэнд использовал два монохроматических луча в проекторах и исследовал диапазон наблюдаемых цветов у изображения как функцию от длин волн лучей.
Вывод к которому пришел Лэнд: классическая теория цвета верна только для одной площадки, куда сведены пятна световых лучей на экране в абсолютно темной комнате.
статья из книги [1]:
Восприятие: механизмы и модели. Мир. 1974
Исследование распознавания простых признаков создает аналитические приемы для такого подхода к восприятию, в котором методы неврологии, психологии и моделирования дополняют друг друга. Пока, однако, этот подход позволил сделать лишь первые шаги в понимании классических проблем восприятия. В этой части книги будут рассмотрены попытки разрешить некоторые из этих проблем.
Из статьи Кромби мы уже знаем о длинной предыстории изучения восприятия, о перипетиях мысли, связанных с открытием того факта, что оптическая система глаза создает на сетчатке истинное изображение видимых объектов. Отождествление оптического изображения предмета с субъективным образом, возникающим при его восприятии,— представление о том, что восприятие должно быть сходно с этим изображением,— создало проблему, которая оставалась неразрешенной в течение нескольких столетий. Великий Кеплер положил эту проблему в долгий ящик, предоставив натурфилософам решать ее. Как замечает Кромби, развитие науки о зрении было связано с постановкой разрешимых вопросов, касавшихся анатомии и физиологии сенсорных систем. Рассказ Кромби о любопытной истории образа на сетчатке дает нам некоторое представление о сущности классических проблем восприятия. Большая часть их, подобно проблеме образа на сетчатке, проистекает из предположения об идентичности субъективно воспринимаемых качеств и определенных свойств раздражителя. При некоторых условиях такая идентичность, видимо, существует, а при других оказывается нарушенной, и это требует какого-то объяснения. Примером подобной ситуации служат многочисленные зрительные иллюзии.
Равные отрезки прямых, расположенные параллельно на однородном фоне, будут восприниматься как равные, но те же отрезки при наличии каких-либо добавочных линий могут казаться неодинаковыми. Но почему нужно было ожидать, что такие отрезки будут казаться равными в различных контекстах? Это может быть только из-за предположения, что равные угловые расстояния на сетчатке должны соответствовать равным воспринимаемым расстояниям независимо от окружения.
Цвет двух пятен, расположенных рядом, может казаться совершенно одинаковым, но если одно из них будет окружено кольцом другого цвета, то в восприятии оно будет несколько отличаться своим оттенком от соседнего пятна. В прошлом этот эффект контраста рассматривали как иллюзию, так как полагали, что информация, поступающая на отдельные участки сетчатки, перерабатывается независимо от информации, получаемой другими участками.
Для каждой иллюзии мы можем найти подходящее предположение об ожидаемом соответствии между стимулом и восприятием. Если какая-то иллюзия окажется пока необъяснимой, мы должны тотчас же заподозрить, что мы еще недостаточно понимаем перцептивные механизмы, определяющие соотношение между условиями восприятия и его результатом.
Некоторые авторы говорят, что иллюзии — это примеры неадекватного, неверного восприятия объектов, тогда как «нормальное» восприятие соответствует действительности. Такие утверждения следует понимать в том смысле, что при некоторых условиях внешний мир может выглядеть иначе, нежели при других (возможно, более типичных) обстоятельствах. Здесь просто не существует критерия «правильности» восприятия, если понимать ее как какого-то рода идентичность между объектом и его субъективным образом. Объект может быть описан только в физических понятиях, а образ — в терминах поведения, и эти описания не поддаются прямому сравнению.
Явления константности восприятия сходны с иллюзиями в том отношении, что они тоже не согласуются с простым предположением о соответствии между стимулом и восприятием. Но они отличаются от иллюзий тем, что они, по-видимому, говорят о соответствии восприятия реальному объекту, несмотря на отсутствие соответствия между восприятием и промежуточным звеном — раздражением рецепторного органа. Рассмотрим, например, явление константности величины. Почему изображения на сетчатке, имеющие разные угловые размеры, могут порождать восприятия, в которых размеры объектов кажутся одинаковыми? Взятое само по себе, это несоответствие могло бы быть названо иллюзией, однако оно приводит к тому, что восприятие, напротив, сохраняет должное соответствие величине объекта. Правило константности величины состоит в том, что при данных размерах изображения на сетчатке воспринимаемая величина объекта возрастает с увеличением воспринимаемого расстояния до него. Это правило противоположно геометрическому закону, по которому величина изображения на сетчатке по мере удаления объекта уменьшается; поэтому соответствие размеров сохраняется постоянным (константным), по крайней мере в том диапазоне расстояний, в котором воспринимаемая удаленность объекта растет пропорционально геометрическому расстоянию до него.
Константность яркости при восприятии ахроматической поверхности поддерживается иллюзией контраста, а константности восприятия цвета способствует цветовой контраст. Явления константности яркости и цвета относятся к наиболее впечатляющим видам этого феномена, так как лежащие в их основе механизмы способны поддерживать постоянство восприятия при огромных различиях в интенсивности и в спектральном составе света.
Как видно из приведенных примеров, иллюзия и константность —это тесно связанные друг о другом явления, касающиеся отношений между объектами, стимулами и восприятием. Когда стимул и восприятие не соответствуют друг другу, такой результат называют иллюзией, но если это несоответствие приводит к соответствию между восприятием и объектом, то получающийся эффект называют константностью. В этом смысле иллюзия и константность дополняют друг друга.
В основе явлений константности лежит определенный род эквивалентности стимулов, так как различные стимулы порождают одно и то же восприятие. В отличие от явлений эквивалентности формы некоторые виды константности, по-видимому, подчиняются довольно простым правилам.
Выдвигалось много различных объяснений этого феномена — от старого представления о постоянстве отношения между величиной изображения на сетчатке и кажущимся расстоянием до утверждения Гибсона о постоянстве отношения между величиной объекта и размерами элементов текстуры. Р. Грегори истолковывает некоторые иллюзии, касающиеся воспринимаемого размера, как результат действия механизма константности, в котором кажущееся различие в «глубине» (т. е. в расстоянии от глаза) обусловлено перспективными признаками. По его мнению, как иллюзии, так и константность восприятия — это результат одного и того же центрального процесса, определяющего кажущийся размер неоднозначных стимулов. Л. Кауфман и И. Рок интерпретируют иллюзию луны у горизонта как кажущееся изменение размера, обусловленное тем, что расстояние до луны у горизонта и в зените кажется различным.
Кажущееся расстояние от объекта зависит не только от зрительной информации, но и от таких факторов, как угол конвергенции зрительных осей обоих глаз при фиксации объекта и работа механизма аккомодации, т. е. фокусировки, обеспечивающей наибольшую резкость изображения на сетчатке. И то и другое изменяется с расстоянием до наблюдаемого объекта и поэтому доставляет дополнительную информацию для оценки величины и расстояния, эффективную, правда, лишь в ограниченных пределах.
Многие мыслители считали проблематичным, что факторы, действующие вне сетчатки, влияют на чисто зрительное впечатление, и поэтому полагали, что для установления этой связи необходим особый процесс обучения. Дж. Беркли, философ XVIII века, одним из первых высказал предположение, что оценка величины видимых предметов осуществляется на основе пространственных свойств, познаваемых с помощью осязания. Анализируя эту проблему, И. Рок и Ч. Харрис обсуждают возможность того, что умение использовать зрительную информацию приобретается при посредстве осязания или, точнее, чувства положения. Опираясь на ряд фактических данных, они утверждают, что в случае противоречия между зрительной и тактильной информацией пространственные суждения обычно определяются зрительной информацией. Более того, имеются данные о том, что это доминирование зрения некоторое время продолжает сказываться даже после устранения конфликта между этими двумя модальностями. Далее мы еще вернемся к вопросу о длительных последствиях такого конфликта — к адаптации, вызываемой перестройкой зрительного восприятия.
Глубина. Впечатление глубины, т. е. восприятие одного предмета впереди или позади другого, может возникать при многих различных условиях сенсорной стимуляции. Одним из таких условий является так называемая диспаратность изображений на сетчатках — простой результат геометрических отношений между лучами света, приходящими от объекта в оба глаза: изображения объекта на обеих сетчатках несколько различаются по величине, форме и положению. Когда один из двух предметов находится дальше, а другой ближе, горизонтальное расстояние между их изображениями на правой и левой сетчатках будет различным. Степень такой диспаратности возрастает с увеличением различия в удаленности предметов от глаз, и это служит для наблюдателя источником информации о глубине расположения их в поле зрения. Можно ожидать, что те виды константности пространственных отношений, которые зависят от информации о глубине, доставляемой диспаратностью изображений на сетчатках, окажутся одними из самых постоянных и упорядоченных эффектов этого рода.
С упорядоченностью (и, следовательно, информативностью) проявлений диспаратности изображений согласуется и то, что в коре мозга у кошек и обезьян были обнаружены отдельные нейроны, которые в наибольшей степени активируются определенными величинами диспаратности. Эти нейроны относятся к типу нейронов Хьюбеля—Визеля, но положение их рецептивных полей на двух сетчатках различно в том отношении, что оптимальными стимулами для них служат края, находящиеся впереди или позади фронтальной поверхности, которая проходит через точку фиксации обоих глаз. Вероятно, именно эти нейроны ответственны за свойственное приматам тонкое различение глубины.
Константность цвета. Можно ли изменить видимый цветовой тон света данной интенсивности с данной длиной волны при неизменном спектре поглощения трех светочувствительных пигментов сетчатки? Такое изменение легко вызвать с помощью контраста. Г. Баллах иллюстрировал эффект контраста в ряде экспериментов, показывающих, как меняется вид диска при изменении интенсивности окружающего его кольца. Яркость диска зависит главным образом от отношения между интенсивностью его самого и окружающего фона. На основе этой закономерности можно объяснить константность яркости, так как соотношение величин отражательной способности смежных объектов остается в широких пределах независимым от интенсивности падающего света. Поэтому предмет, видимый на каком-то фоне, не должен изменять свой вид при изменении интенсивности отражаемого им света, который попадает в глаза наблюдателя.
Явление контраста можно объяснить возбуждением ганглиозных клеток сетчатки с простыми рецептивными полями типа «on-off». Порог реакции этих ганглиозных клеток определяется не абсолютной освещенностью, а скорее ее отношением к освещенности окружающего фона или к среднему уровню освещенности (рис. ... ).
Рассмотрим теперь возможность того, что существуют ганглиозные клетки трех типов: одни получают входные сигналы от «красных» колбочек, другие — от «зеленых», а третьи — главным образом от «синих». Тогда каждая из этих «цветокодируемых» ганглиозных клеток будет иметь рецептивное поле, центральные и периферические свойства которого зависят от длины волны воздействующего на него света. Нейрофизиологи недавно обнаружили несколько типов таких нейронов. Многие из этих нейронов снижают или повышают свою активность после адаптации к определенному цвету. Некоторые виды цветокодируемых нейронов со сложными рецептивными полями возбуждаются при действии света на центр поля и подвергаются торможению при стимуляции периферии. При адекватном воздействии цветом такие клетки реагируют на границу красного с зеленым примерно так же, как ахроматические «on-off»-нейроны — на границу черного с белым. Специфическим стимулом для таких красно-зеленых нейронов служит соотношение красного и зеленого света по обе стороны границы. Если, например, периферия будет освещена красным светом, а центр — белым, то клетка будет сигнализировать о «зеленоватом» оттенке. Иногда такой эффект действительно можно получить, если осветить белый экран красным и белым светом, а затем создать на нем частичную тень — участок, прикрытый от красных лучей. Область тени будет казаться голубовато-зеленой, сходной с цветными последовательными образами.
Значение цветовых соотношений на границах окрашенных полей чрезвычайно ярко демонстрируют эксперименты Э. Ленда. Освещение всей видимой сцены красноватым, зеленоватым или голубоватым светом не приводит к значительному искажению воспринимаемого цвета отдельных предметов, так как подобный диффузный эффект одинаково воздействует как на центр, так и на периферию рецептивных полей для всех цветокодируемых нейронов. Цвета появляются только при наличии границ, а интенсивность цветовых ощущений зависит от соотношения между хроматическими стимулами, сопоставленными у границы.
Чем больше различие между двумя спектральными цветами, образующими границу, тем более интенсивными будут сигналы, передаваемые по надлежащим цветовым каналам. В первом приближении можно сказать, что если соотношение нервной активности в трех цветовых каналах для каких-то двух окрашенных поверхностей одинаково, то эти поверхности будут казаться одинаковыми, даже если окружающие их поля кажутся различными.
Наблюдения над цветовой адаптацией давно уже показали, что чувствительность к цвету изменяется в зависимости от времени воздействия света на глаз— по-видимому, в результате истощения запаса светочувствительного пигмента. Однако данные об адаптации к более сложным раздражителям привлекли серьезное внимание только в последние годы. Как отмечает Колер, адаптацию к цветным каемкам, возникающим при использовании призм, нельзя свести к обычной цветовой адаптации. Изменение цвета связано здесь с направлением градиентов яркости, обусловленных резкими изменениями освещенности у краев. Сейчас интерпретацию этих наблюдений можно согласовать с данными о других видах избирательной чувствительности, обнаруженных при изучении зрительной системы человека.
Как бы нам ни хотелось знать особенности реакций отдельных нейронов в зрительной системе человека, препятствия для получения таких данных очевидны и трудно преодолимы. Однако в последнее время многие исследователи стали применять иной подход. В этом подходе используются психофизические методы, ведущие свое начало от старых работ, но получившие сейчас новую интерпретацию. Колер описал адаптацию к искривлению краев, которое возникает при наблюдении окружающего мира через клиновидные призмы. Постепенно это кажущееся искривление уменьшается. Уже давно известно, что если в течение 1-2 мин рассматривать несколько параллельных полос, слегка отклоняющихся от вертикали, а затем перевести взгляд на подлинно вертикальную прямую, то эта прямая будет казаться несколько наклоненной в сторону, противоположную наклону полос. Этот эффект, так же как и многие другие явления сходного типа, называемые эффектами последействия фигуры, можно объяснить понижением чувствительности нервных элементов, в нормальных условиях избирательно реагирующих на пространственную ориентацию краев (рис.3[в моей статье этого, и других рисунков, нет.--АК]). На основе этого предположения нетрудно построить нервные модели, объясняющие такое последействие.
Можно предположить, что каждый нервный элемент реагирует на наклонные линии или края в некотором диапазоне наклонов, но максимально возбуждается при одном определенном наклоне. Восприятие ориентации того или иного края можно представить себе как результат какого-то рода усреднения по группе чувствительных к ориентации элементов, активируемых данной линией. Предварительное воздействие наклонной полосы или группы таких полос максимально десенсибилизирует определенные элементы из числа тех, которые реагируют на линии, слегка отклоняющиеся от вертикали. В результате этого среднее возбуждение, вызванное строго вертикальной линией, будет теперь соответствовать некоторому отклонению в противоположную сторону.
С результатами изучения последействия согласуются и данные, полученные методом «маскировки». Например, если на экран перед испытуемым на мгновение спроецировать решетку из черных и белых полос, то это повысит пороговую освещенность для обнаружения второй решетки, предъявленной через несколько долей секунды позже первой. Повышение порога достигает максимума при одинаковой ориентации тех и других полос и быстро уменьшается с увеличением различия в их направлении. Такие данные подтверждают представление о том, что в зрительной системе имеются нервные элементы, избирательно реагирующие на ориентацию краев, а также о том, что эти элементы настроены на некоторый диапазон ориентации и чувствительность их изменяется от максимума для предпочитаемого направления до нуля при отклонении от этой ориентации примерно на 20° в ту или другую сторону.
С помощью сходных приемов была обнаружена также избирательная чувствительность к пространственным частотам. Пространственной частотой называют число периодических (синусоидальных) колебаний освещенности, приходящихся на единицу расстояния. Изучение чувствительности к движению дало аналогичные результаты. Наблюдателю, который только что смотрел на какой-нибудь объект, движущийся в одном направлении, неподвижный объект будет казаться перемещающимся в противоположном направлении. Это классическое последействие видимого движения (еще один род иллюзии) тоже было истолковано на основе представления об избирательной чувствительности нейронов зрительной системы; некоторые исследователи пришли к выводу о вероятном существовании нервных элементов, наиболее чувствительных к определенным скоростям движения.
До сих пор речь шла лишь об отдельных параметрах стимуляции, к которым, по-видимому, чувствительны специфические элементы в нервной системе человека, но было показано, что и сочетания таких параметров могут давать специфические эффекты последействия, касающиеся двух или даже большего числа свойств раздражителя. К. самым поразительным из них относится последействие цвета, открытое С. Мак-Каллок. Оно зависит от ориентации и пространственной частоты черно-белой решетки, на которой оно проявляется. Этот эффект обычно возникает после того, как испытуемый долго (не менее 5 мин) смотрит на сменяющиеся через каждые 5 с изображения двух решеток — красной вертикальной и зеленой горизонтальной (лучше всего использовать для этого слайды). После этого на черно-белых решетках появляются дополнительные цвета, наиболее насыщенные при той же ориентации решетки (зеленый цвет — при вертикальной решетке, красный — при горизонтальной).
Явления адаптации к такого рода сложным раздражителям имеют большое значение для понимания восприятия, хотя сейчас мы можем лишь строить догадки относительно их нервных механизмов. Различные адаптивные изменения показывают, что восприимчивость зрительной системы в данный момент частично определяется ее предшествующей стимуляцией. Поэтому в законах, устанавливающих связь между стимулом и восприятием, должна учитываться «история» определенных видов стимуляции. Без некоторого знания прошлого мы не можем предсказать, как должна функционировать система в данное время.
Точно так же как значительная часть классических исследований по восприятию размера и формы ведет свое начало от изучения иллюзий, большая часть исследований по восприятию движения касалась так называемого кажущегося движения. Слово «кажущееся» означает здесь то же, что «иллюзорное»; такое движение может быть названо иллюзорным потому, что стимулы, порождающие восприятие, в этих случаях либо совсем не перемещаются по сетчатке, либо перемещаются в направлении, не соответствующем восприятию.
П.Колере рассматривает иллюзию движения, возникающую при последовательном воздействии двух или большего числа раздельных неподвижных стимулов. Как известно, именно это явление служит перцептивной основой эффекта движения в кино. Колере, опираясь на результаты своих экспериментов, убедительно показал, что между реальным и кажущимся движениями вопреки некоторым прежним взглядам существует ряд различий. И все же в этих прежних взглядах, возможно, содержалось важное зерно истины: поскольку зрительная система на всех уровнях состоит из дискретных единиц, непрерывное перемещение раздражителя по сетчатке должно разлагаться на ряд последовательных дискретных возбуждений. Возможная модель нервного механизма, с помощью которого эти возбуждения интерпретируются как движение, предложена Ч.Майклом. Правда, кажется весьма сомнительным, чтобы предполагаемый Майклом процесс осуществлялся в сетчатке высших животных, но его модель в принципе приложима к любому уровню зрительной системы.
Г.Баллах изучал другие формы иллюзорного движения, в том числе кажущееся перемещение неподвижного объекта на движущемся фоне и доминирующее влияние относительного движения двух объектов по непараллельным траекториям в ущерб восприятию их объективных движений. У.Нейссер обсуждает «кинетический эффект глубины», при котором движения, происходящие в двух измерениях, создают впечатление движения в трехмерном пространстве.
Подводя итоги рассмотрению иллюзий и явлений константности, мы можем сказать, что все это, несомненно, результат действия механизмов, осуществляющих обработку информации в процессе восприятия. Некоторые иллюзии и отдельные виды константности оказались, доступными для анализа, и мы понимаем теперь, какие механизмы могут лежать в их основе. Однако ряд других явлений этого рода все еще не поддается объяснению; раскрытие их природы — задача будущих исследований.
Reference:
1. Восприятие: механизмы и модели. Мир 1974
2. Dr. Edwin H. Land - Bibliography
3. Ingle D. The goldfish as a Retinex animal. Science, 227, 651-654 (1985)
4. E. H. Land, Proc. Natl. Acad. Sci. USA 45, 115 (1959); 45, 636 (1959). E. H. Land, Sci. Am., December 1977, p. 108. A recent account of Land's work and its historical context is given by S. Zeki, A Vision of the Brain, Blackwell Scientific, Boston (1993).
5. Land E. and McCann J., Lightness and Retinex Theory, Journal of Optical Society of America, 61,1, 1-11 (1971)
6. Land E., Recent Advances in Retinex Theory and Some Implications for Cortical Computations: Color Vision and the Natural image, Proc. Natl. Acad. Sci. USA, Vol. 80, 5163-5169 (1983)
7. Land E., The Retinex Theory of Color Vision, Scientific American, 237, 3, 2-17 (1977)